Дьяк вошел, покряхтывая и потирая руки, и рассказал, что у него не был никто и что он сердечно рад этому случаю погулять немного у нее и не испугался метели.
Тут он подошел к ней ближе, кашлянул, усмехнулся, дотронулся своими длинными пальцами ее обнаженной полной руки и произнес с таким видом, в котором выказывалось и лукавство, и самодовольствие:
-- А что это у вас, великолепная Солоха? -- И, сказавши это, отскочил он несколько назад.
-- Как что? Рука, Осип Никифорович! -- отвечала Солоха.
-- Гм! рука! хе! хе! хе! -- произнес сердечно довольный своим началом дьяк и прошелся по комнате.
-- А это что у вас, дражайшая Солоха? -- произнес он с таким же видом, приступив к ней снова и схватив ее слегка рукою за шею, и таким же порядком отскочив назад.
-- Будто не видите, Осип Никифорович! -- отвечала Солоха.
-- Шея, а на шее монисто.
-- Гм! на шее монисто! хе! хе! хе! -- И дьяк снова прошелся по комнате, потирая руки.
